не известных, и тем вредили невинным.
Телемак, увидя трех судей, судивших человека, осмелился спросить у них, в
чем его прегрешения. Тотчас осужденный заговорил сам и стал уверять, что он
никогда не делал зла, а, напротив, находил удовольствие в добре: "Я был
щедр, справедлив и сострадателен, в чем же меня обвиняют?" Тогда Минос
сказал ему: "Тебя не обвиняют в преступлении против людей, но ты так же
должен был относиться к богам; о какой же справедливости говоришь ты? Ты,
правда, ни в чем не виновен перед людьми, которые сами по себе ничто; ты
был по отношению к ним добродетелен; но добродетель эту ты приписывал
самому себе, а не милости богов, которые тебе ее дали; ты сам хотел
пользоваться плодами своей добродетели и замкнуться в самом себе; ты сам
себе поклонялся и сделал себя своим божеством. Но боги, сотворившие все для
самих себя, не могут отказаться от своих прав; ты их забыл, они забудут
тебя и передадут тебя самому себе, так как ты этого хотел. Ищи же теперь,
если можешь, утешения в своем собственном сердце. Ты навсегда разлучен с
людьми, которым ты так хотел нравиться; теперь ты один на один с собою, со
своим кумиром; познай, что нет настоящей добродетели без поклонения и любви
к богам, которым мы всем обязаны. Твоя ложная добродетель, которая так
долго ослепляла легковерных людей, должна быть развенчана и уничтожена.
Люди судят как о пороках, так и о добродетелях только по тому, насколько
это их касается, но к добру и злу они слепы. Здесь же божественный свет
освещает все поверхностные суждения и очень часто осуждает то, чем люди
восхищаются, и наоборот".
Слыша эти слова, ученый, будто пораженный громом, не мог сдержать своего
отчаяния. Снисходительность, с которой он прежде смотрел на себя, на свои
великодушные наклонности, на свое мужество и умеренность, превратилась в
отчаяние. Вид собственного сердца, врага богов, сделался для него мучением;
он смотрит на себя и не может отрешиться от этого зрелища; он видит
суетность людского суждения, суждения тех, кому всю жизнь так желал
нравиться. Происходит полный переворот всех его понятий, как будто все пред
ним рушится: он не узнает сам себя, не находит опоры в собственном сердце;
его совесть, такая спокойная прежде, теперь выступает против него и горько
упрекает его в заблуждениях и преувеличении своих добродетелей, не имевших
основанием и целью поклонение божеству. Он смущен, уничтожен, полон стыда,
раскаяния и отчаяния. Фурии не терзают его, потому что с него довольно
того, что он предоставлен самому себе и что его собственное сердце мстит
ему за оскорбление богов. Он ищет самых уединенных и темных мест, чтобы
скрыться от других мертвецов, не находя возможности скрыться от самого
себя. Он ищет мрака и не находит; докучливый свет преследует его повсюду;
везде пронизывающие лучи правды мстят ему за забвение истины! Все, что он
любил, становится ему ненавистным, как источник муки, которая не может
никогда прекратиться. Он восклицает: "О, безумец! Я никого не знал, ни
людей, ни богов, ни самого себя; нет, я ничего не знал, потому что никогда
не любил единственного и действительного блага; каждый шаг мой был
заблуждением, моя мудрость — было безумие; моя добродетель — была гордость,
нечестивая и слепая: я сам себе был кумиром!"
Наконец, Телемак увидел царей, осужденных за злоупотребление своею властью.
Фурия-мстительница с одной стороны подставила им зеркало, в котором
отражалось все безобразие их пороков; в нем они видели и не могли
оторваться от зрелища своего грубого тщеславия, жаждавшего самых нелепых
похвал; их равнодушие перед добродетелью; их жестокость к людям, которым
они должны бы были благодетельствовать; их боязнь услышать истину; их
пристрастие к людям подлым и льстивым; их нерадение; их слабость; их
леность; их неуместное недоверие; их расточительность и чрезмерная роскошь,
основанная на народном разорении и нищете; их гордость и желание
приобрести, хотя бы ценою крови своих подданных, немного тщетной славы;
наконец, жестокость, с которой они каждый день искали новых наслаждений, не
стесняясь слез и отчаяния стольких несчастных. Они беспрестанно видели себя
в этом зеркале и находили себя более ужасными и более чудовищными, нежели
Химера, покоренная Беллорофонтом, хуже, чем Гидра, убитая Геркулесом, хуже
даже Цербера, изрыгавшего из своих трех отверстых пастей черную ядовитую
кровь, которая могла бы заразить всех смертных, живущих на земле. В то же
время вторая Фурия с другой стороны повторяла им с оскорблениями все те
похвалы, которые им расточали льстецы в продолжение их жизни, и подставляла
им другое зеркало, где они отражались в том виде, как изображала их лесть.
Противоположность этих двух изображений была мукой для их тщеславия.
Заметно было, что самым злым из этих царей расточались самые усиленные
похвалы в продолжение их жизни, так как злых боятся более, чем добрых, и
они бесстыдно требуют самых подлых похвал н лести от поэтов и ораторов
своего времени. Слышны их стоны в глубоком мраке, где они ничего больше не
видят и ничего не слышат, кроме оскорблений и насмешек. Их все отталкивают
от себя, все им противоречат, все их стыдят, тогда, как на земле они
забавлялись жизнью людей и полагали, что все существует для их услуг. В
Тартаре они предоставлены в распоряжение своих рабов, которые, в свою
очередь, заставляют их служить себе и жестоко с ними обходятся; и они
служат с горечью, и нет им надежды когда-либо смягчить свою участь; под
ударами своих рабов, сделавшихся их безжалостными палачами, они походят на
наковальни под ударами молотов Циклопов, когда Вулкан заставляет их
работать в горячем горниле Этны.
Там Телемак увидел бледные, ужасные, отвратительные лица. Черная печаль
гложет этих преступников: они противны сами себе и не могут избавиться от
этого отвращения, как от своей природы; им не нужно другого наказания за их
грехи, как эти самые грехи; они их постоянно видят во всем их безобразии,
они их преследуют и постоянно представляются им как ужасные призраки. Чтобы
избавиться от этих призраков, они ищут более полной смерти, чем та, которая
уже отделила их от тела. В своем отчаянии они призывают на помощь смерть,
которая могла бы уничтожить в них чувство, всякое сознание; они молят
пропасти поглотить их, чтобы избавиться от мстительных лучей правды,
которая их преследует. Правда, которую они боялись слышать раньше,
составляет теперь их мучение; они видят ее постоянно, и вид ее их
пронизывает, их разрывает; а она, как молния, ничего не разрушая снаружи,
проникает в самую глубину их существа.
Среди тех ужасов, от которых у Телемака волосы подымались на голове, он
увидел нескольких лидийских царей, наказанных за то, что они предпочитали
сладость изнеженной жизни труду для блага народа, что должно быть
неразлучно с царской властью. Цари эти упрекали и обвиняли один другого в
слепоте. Один, отец" говорил другому, который был его сыном: "Не говорил ли
я тебе во время моей старости и перед смертью, чтобы ты исправил зло,
которое я совершил по нерадению?" — "Ах, несчастный отец, — отвечал сын, —
ты-то меня и погубил! Твой пример заставил меня предаться гордости,
роскоши, сладострастию и жестокости к людям! Видя тебя царствующим и
живущим в такой изнеженной обстановке, окруженным подлыми льстецами, я
привык любить лесть и удовольствия. Я предполагал, что все люди, должны
быть в таких же отношениях к царям, как лошади и другие животные в
отношении к человеку; т. е., что их ценят настолько, насколько они приносят
пользы. Я так думал, и твой пример ввел меня в это заблуждение, а теперь я
страдаю потому, что подражал тебе". К этим упрекам они присоединили ужасные
проклятия и в ярости были готовы разорвать друг друга.
Вокруг этих царей носились, как совы ночью, тяжелые подозрения, тщетные
тревоги, недоверие народа, который мстит королям за их жестокость, за
ненасытное корыстолюбие и ложную славу, всегда тираническую и трусливую
изнеженность, которая удваивает все страдания. Многие из этих царей были
строго наказаны не столько за зло, которое они сделали, сколько за добро,
которое должны бы были сделать, но не сделали. Все преступления,
происшедшие от небрежного исполнения законов, были приписаны царям,
которые, царствуя, должны наблюдать за исполнением законов. Им вменяли
также в вину все беспорядки, порождаемые роскошью и расточительностью,
раздражающими людей и приводящими их к незаконному желанию захватить чужую
собственность.
В особенности же сурово обходились с теми царями, которые вместо того,
чтобы быть добрыми пастырями своего народа, походили на волков,
опустошающих стадо. Но что еще более удивило Телемака — это вид царей,
считавшихся на земле довольно добрыми и все-таки приговоренных к мучениям
Тартара за то, что допустили управлять собою людям злым и коварным. Они
были наказаны теми мучениями, каким, в силу своей власти, допускали
подвергать людей. Они не были ни злы, ни добры, и слабость их доходила до
того, что они боялись услышать правду; они не любили истину и добродетель.
КАРТИНА ХРИСТИАНСКОГО АДА
11. Мнение богословов об аде излагается в следующих изречениях*, которые
почерпнуты из сочинений и житий святых отцов церкви и служат выражением
ортодоксальной религии, постоянно повторяясь с церковных кафедр, как
католических, так и евангелических исповеданий.
________
* Это извлечение взято из сочинения, озаглавленного "Ад", Августа Калле.
12. Демоны — это Духи; а осужденные, находящиеся в настоящее время в аду,
могут также считаться Духами, потому что только душа их спускается туда;
кости же их, превратившиеся в пыль, постоянно перерождаются то в растения,
то в плоды, в минералы, в жидкости и, таким образом, проходят без их ведома
различные стадии превращения материи. Но осужденные, как и святые, должны в
последний день воскреснуть и воплотиться в то материальное тело, которое
они имели, живя на земле. Различие между ними будет состоять в том, что
избранные воскреснут и воплотятся в сияющие и чистые тела, а осужденные — в
тела, оскверненные и обезображенные грехом. Таким образом, в аду будут не
одни только Духи, но и люди, подобные нам. Следовательно, ад есть место,
физически определенное, материальное, и будет заселен земными существами,
имеющими плоть и кровь, кости, руки, ноги и т. д. и нервы, способные
испытывать страдание.
Где же местонахождение ада? Некоторые ученые поместили его внутри земли;
другие же — на каких-то планетах; но ни один собор не решил этого вопроса.
На этот счет остались одни предположения. Единственно, что утверждают, это,
что где бы ад ни находился, он есть область, составленная из материальных
элементов, но лишенная солнца, луны и звезд; самое печальное, самое
бесприютное место, в котором нет ни крупицы, ни намека на добро, хуже самых
ужасных мест того мира, в котором мы грешим.
Осторожные богословы не решаются описывать этот ад и все ужасы его, как
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25
