«В международно-правовых документах предусмотрено, что установление пределов прав и свобод возможно на основании закона. Ограничения могут быть лишь такими, которые необходимы в демократическом обществе для охраны государственной и национальной безопасности, общественного порядка, здоровья и морали, равно как и основных прав и свобод других лиц. Иначе говоря, законодатель не свободен в своем усмотрении: ограничение прав и свобод возможно: во-первых, только если это предусмотрено законом; во-вторых, только по следующим основаниям: а) в интересах национальной безопасности, общественного порядка; б) защиты нравственности; в) здоровья населения; г) прав и свобод других лиц.
Таким образом, ограничения обусловливаются интересами развития демократического государства, где обеспечиваются не только интересы общества, но и отдельного человека»… «Ограничения должны быть соразмерны демократической природе соответствующего права, его конституционному содержанию...» [50], «быть необходимыми, законодателю следует выбирать наименее обременительное средство ограничения прав [48, с. 25]. Именно в таком контексте сформулирована ч. 4 ст. 1 Закона Республики Беларусь от 13 ноября 1992 г. «О статусе военнослужащих»: «Военнослужащим гарантируются права и свободы, установленные законодательством для граждан Республики Беларусь, с ограничениями в их использовании, обусловленными особенностями военной службы. Ограничение прав и свобод военнослужащих компенсируется предоставлением им дополнительных государственных гарантий и льгот» [303].
Согласно ст. 2 ГК вмешательство в частные дела не допускается, за исключением случаев, когда такое вмешательство осуществляется на основании правовых норм в интересах национальной безопасности, общественного порядка, защиты нравственности, здоровья населения, прав и свобод других лиц [88]. Вызывает несогласие позиция законодателя, отступающего от конституционного принципа при формировании отраслевого. Термин «закон» в ГК заменяется значительно более широким по содержанию термином «правовая норма», что свидетельствует о необходимости приведения отраслевого принципа в соответствие с конституционным. В связи с этим справедливо высказывание В.Ф. Яковлева о том, что «любое вмешательство в частные дела, не основанное на законе, следует считать произвольным. Для допущения вмешательства, – отмечал ученый, – нужно, чтобы оно было прямо предусмотрено законом в виде определенных законом полномочий того или иного государственного органа или представителя власти» [103, с. 23]. Г.А. Гаджиев занимает схожую позицию: «Необходимо постоянно учитывать феномен одновременного участия норм конституционного и отраслевого права в механизме правового регулирования общественных отношений. Нормы гражданского законодательства регулируют общественные отношения под бдительным контролем конституционных норм и принципов» [79, с. 17].
Законодателю, на наш взгляд, следует проявлять большую осторожность, формулируя нормы отраслевого законодательства во избежание подобных разночтений, которые могут иметь своим последствием расширенное толкование конституционных норм. Любая содержательная корректировка конституционных принципов в процессе нормотворческой деятельности недопустима.
С целью сравнения приведем положения ст. 1 ГК РФ, в которой принцип с аналогичным названием, сформулирован следующим образом: «гражданские права могут быть ограничены на основании федерального закона и только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства» [89]. Норма ст. 3 ГК Украины также закрепляет недопустимость произвольного вмешательства в сферу частной жизни граждан и недопустимость прекращения права собственности, кроме случаев, установленных Конституцией Украины и законом [90]. Такая позиция законодателя находит поддержку и в правовой доктрине. «Ограничения должны преследовать исключительно конституционные цели и быть им соразмерными; прямо и недвусмысленно закреплены в законах в рамках единообразной нормативной стратегии; они не могут фактически проводиться через установление определенного порядка реализации других одноуровневых (смежных) полномочий или иным образом подрывать системную целостность основных прав и свобод; не имеют обратной силы; адресованы исключительно добросовестно пользующимся своими правами субъектам» – справедливо полагает В.И. Крусс [192, с. 18].
Принцип недопустимости произвольного вмешательства в частные дела имеет двухвекторную направленность. В первую очередь он адресован публичной власти. В этом качестве он «представляет собой самоограничение государства, которое тем самым обязуется не вмешиваться в дела и отношения, которые являются сферой частных интересов. Реализации требований исследуемого принципа содействуют правила законодательства об имущественной ответственности органов публичной власти за незаконное вмешательство в гражданские правоотношения (ст. 15 ГК), а также о возможности признания судом недействительными актов публичной власти и их неприменении при разрешении спора (ст. 11 и 12 ГК). Данный принцип означает также, что государство обязано пресекать действия иных лиц, представляющие собой произвольное незаконное вмешательство в чьи-либо частные дела» [103, с. 23]. В то же время, данный принцип содержит в себе требование, обращенное к участникам гражданских правоотношений воздерживаться от незаконного вмешательства в дела друг друга.
Закон Республики Беларусь от 18 июля 2000 г. «Об экономической несостоятельности (банкротстве)» содержит правовую норму о недопустимости вмешательства в деятельность управляющего. В соответствии со ст. 63 названного Закона «воздействие в какой-либо форме на управляющего в целях воспрепятствования исполнению им обязанностей управляющего в производстве по делу о банкротстве либо принятия незаконного решения или иного судебного акта хозяйственного суда влечет за собой ответственность в соответствии с законодательством» [319].
Наиболее яркое проявление принцип недопустимости произвольного вмешательства в частные дела находит в сфере личных неимущественных отношений, где он конкретизируется в положениях законодательства о неприкосновенности частной жизни, личной и семейной тайны граждан, их чести, достоинства и деловой репутации, иных личных неимущественных прав и других нематериальных благ (ст. 151 ГК). Согласно ст. 153 ГК гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь, достоинство или деловую репутацию сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности. По требованию заинтересованных лиц допускается защита чести и достоинства гражданина и после его смерти. Юридические лица имеют право на защиту своей деловой репутации. Указанные правила о защите деловой репутации гражданина соответственно применяются к защите деловой репутации юридического лица, кроме возмещения морального вреда [282].
Принцип недопустимости произвольного вмешательства в частные дела предполагает и недопустимость нарушения прав субъектов на конфиденциальность почтовых и иных сообщений, нарушение тайны вкладов, врачебной и коммерческой тайны и др. В соответствии с положениями Закона Республики Беларусь от 15 декабря 2003 г. «О почтовой связи» «все операторы почтовой связи обязаны обеспечивать соблюдение тайны почтовой связи. Информация об адресных данных пользователей услуг почтовой связи, о почтовых отправлениях и их содержании и иные сообщения, входящие в сферу деятельности операторов почтовой связи, являются тайной почтовой связи и могут выдаваться только отправителям, адресатам или их законным представителям, а также государственным органам в случаях, предусмотренных законодательными актами» [269]. В БК Республики Беларусь содержится статья, согласно которой «сведения о счетах и вкладах, в том числе сведения о наличии счета в данном банке, его владельце, номере и других реквизитах счета, размере средств, находящихся на счетах и во вкладах, а равно сведения о конкретных сделках, об операциях по счетам и вкладам, а также имуществе, находящемся на хранении в банке, являются банковской тайной и не подлежат разглашению» [22].
Принцип недопустимости произвольного вмешательства в частные дела проявляется также в положениях законодательства об охране информации, составляющей служебную или коммерческую тайну (ст. 140 ГК). Так, в Положении о коммерческой тайне, утвержденном постановлением Совета Министров Республики Беларусь 6 ноября 1992 г. № 670, определены экономические и правовые основы защиты коммерческой тайны. Согласно п. 1 этого Положения «коммерческую тайну составляют преднамеренно скрываемые экономические интересы и информация о различных сторонах и сферах производственно-хозяйственной, управленческой, научно-технической, финансовой деятельности субъекта хозяйствования, охрана которых обусловлена интересами конкуренции и возможной угрозой экономической безопасности субъекта хозяйствования. Гарантом прав субъектов хозяйствования на коммерческую тайну и ее защиту выступает государство (ст. 12). В ст. 2 названного Положения подчеркивается, что информация, составляющая коммерческую тайну, является собственностью субъекта хозяйствования либо находится в его владении, пользовании, распоряжении в пределах, установленных собственником и законодательными актами» [342]. Данная норма представляется достаточно показательной, поскольку еще раз подтверждает наличие органической связи и функциональном единстве принципов гражданского права. Действия по разглашению информации, составляющей коммерческую тайну субъекта хозяйствования, являются одновременно нарушением как исследуемого нами принципа недопустимости произвольного вмешательства в частные дела, так и другого гражданско-правового принципа – неприкосновенности собственности (ст. 2 ГК).
В некоторых случаях в порядке и на условиях, предусмотренных в законе, вмешательство в частные дела объективно необходимо. К сожалению, мы вынуждены констатировать, что не всегда такой порядок внедрения публичного интереса в сферу частноправовых отношений соблюдается, и в ныне действующем законодательстве принцип недопустимости произвольного вмешательства в частные дела реализуется не в полной мере. Свидетельством тому является проблема соотношения договора и законодательства. В п. 2 ст. 392 ГК «Договор и законодательство» закреплено: «Если после заключения и до прекращения действия договора принят акт законодательства, устанавливающий обязательные для сторон правила, иные, чем те, которые действовали при заключении договора, условия заключенного договора должны быть приведены в соответствие с законодательством, если иное не предусмотрено законодательством». Перечень актов законодательства, закрепленный ст. 3 ГК, весьма значителен, и требования каждого из них обязательны для договаривающихся сторон. Это означает, что правовая норма любого нормативного акта может ограничивать действие как принципа недопустимости произвольного вмешательства в частные дела, так и принципа свободы договора. Кроме того, придание законодательству обратной силы является нарушением конституционного принципа верховенства закона.
Постановлением Пленума Высшего Хозяйственного Суда Республики Беларусь от 16 декабря 1999 г. № 16 «О применении норм Гражданского кодекса Республики Беларусь, регулирующих заключение, исполнение и расторжение договоров» предусмотрено, что если стороны не внесли в договор изменения, связанные с принятием акта законодательства, устанавливающего обязательные для сторон правила, иные, чем действовавшие при заключении договора, суд по иску заинтересованной стороны своим решением утверждает необходимые изменения договора (п. 15) [281]. Тем самым на законодательном уровне закрепляется приоритет законодательства над договором, причем как действующего в момент заключения договора, так и вводимого в действие после его заключения.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47
