Статья 3 определяет, что «любое лицо совершает преступление, если оно незаконно и преднамеренно:

a) захватывает судно или осуществляет контроль над ним силой или угрозой силы или путем любой другой формы запугивания; или

b) совершает акт насилия против лица на борту судна, если этот акт может угрожать безопасному плаванию данного судна; или

c) разрушает судно или наносит судну или его грузу поврежде­ние, которое может угрожать безопасному плаванию данного суд­на; или

d) помещает, или совершает действия в целях помещения, на борт судна каким бы то ни было способом устройство или вещест­во, которое может разрушить это судно, нанести этому судну или его грузу повреждение, которое угрожает или может угрожать без­опасному плаванию данного судна; или

е) разрушает морское навигационное оборудование, или нано­сит ему серьезное повреждение, или создает серьезные помехи его эксплуатации, если любой такой акт может угрожать безопасному плаванию судна; или

f) сообщает заведомо ложные сведения, создавая тем самым уг­розу безопасному плаванию судна; или

g) наносит ранения любому лицу или убивает его в связи с со­вершением или попыткой совершения какого-либо из преступле­ний, указанных в подпунктах а – f.

Таким образом, статья 3 конвенции перечисляет довольно широкий круг деяний (действий и бездействий), за которые государст­ва – участники соглашения должны предусмотреть в националь­ном законодательстве соответствующее наказание «с учетом тяжкого характера этих преступлений» (статья 5). При этом, видимо, воз­никнет немало трудностей, ибо квалификация такого рода деяний в национальном законе всегда затрагивала сами основы уголовной репрессии и уголовной политики государства.

В статье 3 определено, что действия лица лишь тогда рассматрива­ются как преступные, когда они связаны с безопасностью судна. Иначе говоря, положения конвенции не применяются в случае со­вершения на корабле обычных уголовных деяний.

Статья 6 конвенции определяет круг государств, которые, явля­ясь участниками этого соглашения, имеют право устанавливать свою юрисдикцию в отношении соответствующих преступлений. Государство имеет на это право, «когда преступление совершено:

a) против или на борту судна, плававшего под флагом данного государства во время совершения этого преступления; или

b) на территории данного государства, включая его территори­альное

море; или

c) гражданином данного государства.

2. Государство-участник может также установить свою юрис­дикцию в отношении любого такого преступления, когда:

a) оно совершено лицом без гражданства, которое обычно про­живает в данном государстве; или

b) во время его совершения гражданин данного государства за­хвачен, подвергался угрозам, ранен или убит; или

с) оно совершено в попытке вынудить данное государство совер­шить какое-либо действие или воздержаться от него».

Установление юрисдикции относительно преступлений, особен­но  преступлений,  затрагивающих  международные отноше­ния, – вопрос деликатный и юридически весьма ответственный. Не выражая сомнений относительно положений ст. 6 конвенции в це­лом, отметим, что подпункт b п. 2 при желании может быть истол­кован как предлог для установления юрисдикции над преступлени­ем тем государством, которое к нему имеет лишь касательное от­ношение. Этот подпункт напоминает формулировки иных между­народных соглашений и правовой западной доктрины, предусмат­ривающие вмешательство во внутренние дела государства под предлогом защиты прав своих граждан[98].

Такого рода действия имели и имеют место для многих стран, но особенно для  США. Л.А. Моджорян, подходя с иной стороны к вопросу об установ­лении юрисдикции государства над тем или иным террористиче­ским актом, пишет: «Вызывает серьезные сомнения международная правомерность закона, принятого в США в 1984 году, согласно которому юрисдикция американских судов простирается на любой угон самолета или морского судна, если среди жертв террористов оказывается гражданин США». И далее она показывает, к чему приводят последствия реализации такого принципа установления юрисдикции над террористическим актом в соответствии с упомя­нутым законом США[99].

Значительный опыт международно-правового сотрудничества накоплен государствами в области борьбы с таким видом междуна­родного терроризма, как преступления против гражданской авиа­ции и на борту воздушных судов, в международных аэропортах. Преступления против гражданской авиации недопустимы, ибо международная гражданская авиация является важным звеном свя­зи между государствами и народами мира, а преступления против нее угрожают значительному числу людей и создают обстановку страха и неуверенности среди мирного населения[100].

Конвенция о преступлениях и некоторых других актах, совершаемых на борту воздушных судов,[101] заключенная в 1963 г. в Токио явилась первым многосторонним соглаше­нием в сфере борьбы с «хайджекингом» – захватом самолетов (так в 60-е гг. именовались деяния, направленные против гражданской авиации), и ее принятие совпало с новым этапом международного тероризма и началом международного сотрудничества в борьбе с ним[102].

Статьи 1 и 2 Токийской конвенции определяют сферу ее применения. Кон­венция применяется в отношении: а) уголовных преступлений; б) действий, независимо от того, являются ли они преступлениями или нет, которые могут угрожать или угрожают безопасности воз­душного судна, либо находящихся на его борту лиц или имущест­ва, либо действий, которые угрожают поддержанию должного по­рядка и дисциплины на борту.

Нетрудно заметить, что сфера действия соглашения определена довольно широко: уголовные преступления и иные действия. Про­странственная сфера конвенции определяется следующим образом: конвенция применяется в отношении преступлений или действий, совершенных лицом на борту любого воздушного судна, зарегист­рированного в каком-либо договаривающемся государстве, во время нахождения такого воздушного судна в полете либо на поверхности открытого моря или на поверхности любого другого района вне пределов территории любого государства. Однако определение пространственной сферы действия положений конвенции может быть скорректировано по усмотрению командира соответствующего воз­душного судна (гл. III).

Несовершенство Токийской конвенции прослеживается при определении еще двух важных с юридической точки зрения моментов.

Пункт 3 ст. 1 гласит: «Для целей настоящей Конвенции воз­душное судно считается находящимся в полете с момента включе­ния двигателя в целях взлета до момента окончания пробега при посадке». Однако п. 2 ст. 1 определяет: «Несмотря на положения пункта 3 статьи 1, воздушное судно для целей настоящей главы считается находящимся в полете в любое время с момента закры­тия всех его внешних дверей после посадки до момента открытия любой из таких дверей для высадки. В случае вынужденной посад­ки положения настоящей главы продолжают применяться в отно­шении преступлений и действий, совершенных на борту, до тех пор, пока компетентные власти государства не примут на себя от­ветственность за воздушное судно, а также за лиц и имущество, находящихся на борту».

Статья 3 устанавливает: «1. Государство регистрации воздушно­го судна правомочно осуществлять юрисдикцию в отношении пре­ступлений и действий, совершенных на борту. 2. Каждое договари­вающееся государство принимает такие меры, какие могут оказать­ся необходимыми для установления своей юрисдикции в качестве государства регистрации над преступлениями, совершенными на борту воздушных судов, зарегистрированных в таком государстве».

Статья 4 содержит такое количество оговорок к положениям статьи 3, что они, по существу, позволяют установить юрисдикцию госу­дарства места пребывания судна: «Договаривающееся государство, не являющееся государством регистрации, не может чинить пре­пятствий воздушному судну, находящемуся в полете, в целях осу­ществления своей уголовной юрисдикции над преступлением, со­вершенным на борту, за исключением следующих случаев:

a) преступление создает последствия на территории такого госу­дарства;

b) преступление совершено гражданином или в отношении гражданина такого государства либо лицом, постоянно проживаю­щим в таком государстве, или в отношении такого лица;

c) преступление направлено против безопасности такого госу­дарства;

d) преступление заключается в нарушении действующих в та­ком государстве любых правил или регламентов, касающихся поле­тов или маневрирования воздушных судов;

e) осуществление юрисдикции необходимо для обеспечения вы­полнения любого обязательства такого государства в соответствии с многосторонним международным соглашением».

В связи с тем, что преступления делятся на политические и общеуголовные, в ст. 2 конвенции содержится положение, согласно которому предписания ее не могут истолковываться как разрешающие или предписывающие любые меры в отношении уголовных преступлений политического характера или уголовных преступле­ний, основанных на расовой или религиозной дискриминации. Хотя и в этом случае в конвенции содержится оговорка: «за исключени­ем случаев, когда этого требует безопасность воздушного судна». Иными словами, уже тогда начала пробивать себе дорогу идея при­знания актов терроризма общеуголовными.

Следует отметить, что уже в этом соглашении предпринималась попытка определить понятие «незаконный захват воздушного суд­на».

Статья 11 гласит: «Если лицо на борту с помощью силы или уг­розы силой незаконно совершает акт вмешательства, захвата или другого незаконного осуществления контроля над воздушным суд­ном в полете или если такой акт готовится к совершению, догова­ривающиеся государства принимают все надлежащие меры для вос­становления контроля законного командира над воздушным судном или для сохранения за ним контроля над воздушным судном».

Определение весьма расплывчатое, как будто авторам его не ве­рилось, что акты такого рода, да еще и с тяжелейшими последстви­ями, способен кто-то совершить.

Весьма обстоятельно конвенция определяет обязанности госу­дарств по отношению к лицу, совершившему деяния, предусмот­ренные настоящей конвенцией (ст. 13–15). В частности, ему пре­доставляются все процессуально-правовые гарантии[103].

Положения Токийской конвенции были дополнены последую­щими соглашениями: Гаагской и Монреальской конвенциями, в оп­ределенной степени содействующими развитию сотрудничества го­сударств, и в первую очередь в предупреждении и наказании за общеуголовные преступления, затрагивающие два или несколько государств, то есть деяния, совершаемые преступниками, стремя­щимися на воздушном судне скрыться от наказания в другой стране, вымогателями, требующими большой денежный выкуп за воз­вращение летательного аппарата, экипажа и пассажиров, и т.д., а также деяния, которые не только создают опасность для междуна­родных воздушных сообщений, но нацелены и приводят к разрыву или ухудшению межгосударственных отношений[104].

В соответствии со ст. 1 Гаагской конвенции[105], с объективной сторо­ны, захватом воздушного судна явля­ется любое незаконное насильственное установление физического господства над воздушным судном, находящимся в полете («любое лицо на борту воз­душного судна... которое незаконно, путем насилия или угрозы применения такого насилия или любой другой фор­мы запугивания захватывает это воз­душное судно...»), а также осуществле­ние над ним контроля.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13

Голосование

Как вы оцениваете работу нашего сайта? Отлично Хорошо Нормально Плохо Результаты