смещен относительно самого себя, поэтому складывается парадоксальная
ситуация: не центр уравновешивает крайности как центр тяжести
уравновешивает чаши весов, а наоборот, игра крайностей обусловлена задачей
найти центр между ними. И если центральный временной объект рассматривать
как субъективность, а периферийный временной объект как объективность, то
становится ясным, что одно не предшествует другому, но их одновременное
возникновение обусловлено событием возникновения третьего - событием их
различия как «имманентным событием синхронности». Имеет место крайне
парадоксальная ситуация - центр в тот момент когда даст равновесие, в тот
же момент его отнимает.
Равным образом невозможна ни субъективная мотивация, на которой
основывается «идеализм», ни объективная мотивация, ставшая опорой для
«эмпиризма» - ни «субъект», ни «объект» не предшествует друг другу по
времени, ибо до их различия времени как такового не существует, а оба они в
один момент срываются с места в направлении к чему-то третьему, чтобы
бесконечно кружить вокруг да около «одного и того же» и вечно «его» не
достигать.
Обратимся к анализу важного для теории субъективности феномену
интерсубъективности. В аналитике ноэмо-ноэтической структуры
интенционального акта сознания, и в анализе «внутреннего сознания времени»,
Гуссерль конструирует тройственную структуру сознания. Сознание
биполяризуется на объектный и субъектный полюса как, соответственно,
периферийный и центральный края структуры. Вертикаль центростремления
субъективного полюса формирует сферу чистого Я. Горизонт центробега
объективного полюса создают сферу интенциального объекта. Но их
интенциональная корреляция была бы невозможна без третьей инстанции как
условия и источника их синтеза. Это то, что непосредственно центрирует их
связь в режиме непрерывного самоконституирования. И здесь не может не
возникнуть серьезное возражение Гуссерлю: как одновременно в одной
структуре совмещаются чистое Я и корреляция Я и другого, как основа
трансцендентальной интерсубъективности? Такое совмещение возможно только
при допущении изначальной априорной расщепленности трансцендентального Эго.
Именно априорная расщепленность чистого Я является основанием
конституирования интенциональности и ее экспликации в интерсубъективности.
Аналогично тому, как сознание направленно на объект, находясь с ним в
«сущностной сопряженности», так же «мое сознание» интендировано в «другое
сознание», образуя наряду с ним интерсубъективную пару как матрицу любого
социального сообщества, от семьи до государства, ибо «ego и alter ego
всегда с необходимостью даны в изначальном удвоении»[174]. Изначальность
такого удвоения дана в интенциональности сознания.
Интерсубъективность может быть дана только как экспликация как бы
«внутренней» интерсубъективности в качестве корреляции Я и интенционального
объекта. И первым таким объектом выступает собственное тело Я. «Первым
alter ego для ego является его собственное «тело», только потому «другой»
дан прежде всего как тело, как «лицевая сторона», отсылающая к «теневой
стороне». И если «конфигурирование в виде пары … есть универсальный
феномен», а «удвоение есть изначальная форма того пассивного синтеза,
который мы, в противоположность пассивному синтезу идентификации называем
ассоциацией», то необходимо заключить к тому, что сознание конституировано
расщеплением Я и другого, причем другое дано как мое тело, а
интерсубъективность есть экспликация, проекция «вовне» этого «внутреннего»
расщепления. Центр внутреннего расщепления необходимо совпадает с центром
интерсубъективности. И ось, прочерчиваемая этим центром, является
конституитивной как для внутренней тенденции идентификации, идущей по
вертикали, так и для горизонтальной тенденции ассоциации или
интерсубъективной интеграции. Другой как проекция имманентной
интенциональности интегрируется в сферу «собственного опыта Я». Способ
такой интеграции Гуссерль называет «аппрезентацией»[175]. Аппрезентация
горизонтально описывает линию внешней границы, диахронически инсталлируя в
нее других[176] как модификатов Я. То есть горизонт интерсубъективной
интеграции описывает сферу Другого как такового. Непрерывный горизонт
Другого коррелирует с непрерывной вертикалью идентификации Я посредством
вышеуказанным непрерывным центром различия между вертикалью Я и горизонтом
Другого.
Как уже было сказано, «другой» дан прежде всего как «собственное
тело». И тело как «другое» всегда «другое тело»; «другим телом» является
даже собственное тело. Гуссерль говорит, что «другое тело» всегда «дает
понять как выглядело бы мое тело, если бы я находился там». То есть, любое
тело – это всегда там-тело; там – это на периферии. Тело как там – тело
всегда нечто периферийное по отношению к всегда центральному сознанию. (По
сути, в этом месте "Картезианских размышлений" Гуссерль более или менее
точно воспроизводит аналитику "сознания" в духе феноменологии Гегеля).
Сознание развертывается в диалектическом зазоре топической пары –
«здесь» – «там», когда сознание всегда «здесь» и, значит, в «центре», а
тело, даже собственное, всегда «там» – на периферии[177]. Функция Я
заключается в обосновании и инициации периферии мира. И, значит, сознание
топически координируется по центральной вертикальной оси Я и периферийной
горизонтальной оси "другого" как изначально тела. Внутренняя схема «Я – мое
тело» эксплицируется в схеме «мое тело – тело другого». И здесь Гуссерль
производит крайне знаменательное понятие – он говорит о «нулевом
теле»[178]. Нулевое тело – это центральное тело, которое конституирует
округу аппрезантативной (символической) телесности. Нулевое тело инициирует
горизонт. Нулевое тело – это ни в коем случае какое-то эмпирическое тело,
это идеальное, воображаемое, математическое тело, и причем именно тело, а
не объект и не предмет, обладающее специфическими признаками чисто
человеческой телесности. Нулевое тело – это трансцендентальный конституэнт
эмпирической телесности.
Структура трансцендентальной субъективности формируется тремя
непрерывными функциями:
1) функция вертикального центростремления как субъектная
интенциональность непрерывно осуществляется в режиме ретенции как
репродуктивного воспоминания или интроекции, и образует в модусе
синхронизации сферу чистого Я;
2) функция горизонтального центробега как объектная интенциональность
непрерывно осуществляется в режиме протенции как проективного
воображения и образует в модусе диахронизации сферу другого как
интенционального объекта;
3) третья функция непрерывно синтезирует центр различия между
вертикалью и горизонталью в качестве в качестве "абсолютной
временной позиции" как "изначального события синхронности" (этаким
событием трансцендентальной вечности). К тому же центр различия
обладает характером "имманентной трансцендентности". То есть этот
центр различия, эта "абсолютная временная позиция", обладая всеми
атрибутами трансцендентной субстанции, как-то: непрерывность,
устойчивость, центральность и т.д., остается все же имманентной
субъективностьи.
Интерсубъективный символ, который репрезентирует инстанцию центра
интерсубъективной корреляции, выступает в качестве того «среднего термина»,
чью роль играет «явление» в серии «вещь – явление – понятие», где «вещь» и
«понятие» выступают «бытием-в-себе» (только одно- как непосредственное,
другое -как само себя опосредующее) и как «крайние термины» в гегелевской
Феноменологии, в главе посвященной «аналитике» сознания.
Ни Я, ни другой не выступают основанием для другого, но лишь
интегрируясь в округу символа; оба вступают в ту игру взаимного
означивания, благодаря которой оба получают символическую идентификацию.
Только символ как фокус способен задать оптическую тему зеркальной
идентификации с другим, т.е. их взаимоидентификация может состояться только
через символическое опосредование. Но символ выполняет не только функцию
фокуса идентификационного экрана, его определяющая роль в том, что символ
как инстанция устойчивости делегирует субъектам непрерывность. Гуссерль
стал первооткрывателем темпорализующей роли интерсубъективного символа,
рассмотрев его как инстанцию равновесия, сначала через структуру
интенционального акта, синтезирующего ноэзис и ноэму, затем через структуру
темпоральности, конституированного синтезом непрерывности и дискретности,
и, наконец, через особую инстанцию центра интерсубъективности. Гуссерль
открыл факт, что время в высшей степени символично, оно не более чем
«договор».
В аналитике коммуникации Гуссерль однозначно решает проблему
общественной конституции, социально-философская конструкция которой всегда
впадала то в «органицистскую» крайность определения ее как «единого
целого», то в «механицистскую» крайность, определяя её как «механическую»
совокупность «атомизированных индивидов»[179], редуцируя ее к структуре
интерсубъективности, в которой равноправно со-конституируется пара
субъектов, одновременно подчиняясь априорному принципу, центрирующему их
отношения. Этот внутренний принцип как «имманентная граница» выявляется как
«трансцендентальный принцип», чья независимость и индифферентность
гарантируют абсолютную справедливость и равенство. То, в чем выявляется
этот принцип есть интерсубъективный символ, и одновременно - символ
идентификации. Тем, что интерсубъективный символ является нейтральным или
«нулевым» телом, он непрерывно фиксирует ту точку центра разрыва, которая
есть точка отсчета, темпорализующая отношения между субъектами. В этом
отсчете, символизируемом лингвистически и оптически, становится объективное
время как модификат «интермонадического сообщества»[180]. Время
функционирует как «договор», на основании которого сущее включается в
счетное единство. Символ, воплощая «событие имманентной синхронности»,
становясь точкой отсчета, запускает «машину времени»[181]. Таким образом,
время от-считываясь от символа, само есть символ.
Феноменология Гуссерля коренным образом повлияла на формирование
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34
