который есть одновременно и как символ центростремительной идентификации,
чье движение выстраивается по вертикали, и как символ центробежной
интеграции, чей ход прочерчивается линией горизонта.
Оптическая серия. Идущее в вертикальной сфере складывание или сведение
угла зрения нацелено на схватывание идеала нулевой оптической формы. Здесь
идет синтезирование «зерна» в смысле оптической «зернистости» как единицы
оптического разрешения. Схватывание единичного объекта осуществляется как
проекция структурной «формальной» вертикали на «содержательный»,
«объективный» горизонт сущего. Непрерывное направленное к нулю уточнение
оптической формы, с помощью микро- и макроскопического инструментария
развертывает объективный горизонт от мельчайших элементарных частиц до
самых дальних звезд, причем развертывает его в совершенно гомогенную
однообразную линию, лишенную какой бы то ни было разнородности. Высота
вертикали синтезирования оптической единицы h равна (или почти равна)
радиусу (лучу) размаха "паноптического" горизонта, в котором
объективируются серии поднадзорных объектов R так, что выполняется
соотношение:
[pic]
где (( - угол схождения лучей зрения, коррелятивный h;
R - радиус расхождения паноптического горизонта;
(-1 – коэффицент стремления к 0.
Экономическая серия обуславливается возрастанием всеобщности денежного
эквивалента, которое увеличивает пространство так называемого Мирового
рынка, товарооборота, рынка труда, ведет к глобализации мировой экономики,
которая начинает определять политическую реальность. Режимом обобщения
экономического эквивалента является создание знаменателя, или
символической, или условной единицы денежного измерения, на точности
которой основана точность сравнения двух числителей в качестве товаров в
процессе операции обмена. Обмен, лежащий в основании динамики труда и
капитала, непосредственно относится к метафорическому замещению идеальным
означающим реальности. Стоимость как экономическое означающее означаемого
труда есть символическая мера вещи. Чем интенсивней экономический символ,
тем экстенсивней мера его интеграции. Так, интенсивность доллара вовлекает
в орбиту своей интеграции уже весь мир.
В социальной серии, которая выстраивается при рассмотрении Делезом
аналитики "соотношения власти и знания" Фуко в одноименной книге, особый
статус получает дискурс, чья роль заключается в том, чтобы стабилизировать
сингулярные аффекты прочерчиванием "общей линии силы" (линии горизонта),
интегрировать сингулярности в серии. Равноисходные серии социальных
процессов и центрирующие их инстанции как "центры господства» ргламентируют
«жизненный мир» в системе социальной стратификации. "Интегрирующие факторы,
движущие силы стратификации, образуют общественные институты: Государство,
а также Семью, Религию, Производство, Рынок, даже само Искусство,
Мораль...»[258].Вертикальная диаграмма власти коррелирует с горизонтальными
стратами знания. Способ такой корреляции Делез называет кодетерминацией. И
если «знание ... стратифицировано, архивизировано, наделено относительно
жесткой сегментацией», то «власть, напротив, диаграмматична: она мобилизует
нестратифицированные виды материи и функций, она мобилизует
нестратифицированные виды материи и функций, и работает с весьма гибкой
сегментарностью, ведь она проходит не через формы, а через точки, единичные
точки, которым всякий раз отмечается применение силы...»[259]. Власть
"пускает в оборот» дискурсивное означающее тем, что наполняет его своим
властным, системно - иерархическим содержанием как значением, символическим
значением. Так, круг государства зацикливается на символе государственной
власти или на символической фигуре монарха, горизонт рынка центрируется
долларом, и т.д. В знаменитомм манефесте «Капитализм и шизофрения» Делез (в
соавторстве с Ф. Гваттари) прописывает кодетерминацию «машин желания» и
«тела без органов». «Тело без органов» представляет собой пассивный
территориализированный горизонт социальных объектов как институтов,
интегрируемых в «консервативно» - периферийную линию закона, округу
которого центрирует единица той или иной социальной интеграции.
Производство такого центрального символа идет в «революционно»
-вертикальной сфере желания-власти. Диалектика закона и желания
осуществляется как борьба «возрастания» (Ницше), «трансгрессии» (Батай)
вертикального желания и «сохранения» или «сдерживания» этого желания
периферией закона. Желание, центростремительно синтезируя в стремлении к
центру своей истины очередной сингулярный объект, проецирует его на линию
центробежного закона, и тем самым трансгрессирует за его пределы. Закон в
своей охранительной функции, с одной стороны, вынужден адаптироваться к
желанию, перестраивая «задним числом» внезапно возникшие лакуны, а, с
другой стороны, закон вынуждает желание переступать себя. Система желание-
закон работает по тому же принципу, что и диалектика раба и господина, где
осью, структурирующей пирамиду социальной иерархии является вертикаль
желания, а периферией этой пирамиды является линия признания, в феноменах
которого проявляет, манифестирует себя желание.
Признание относится к желанию формально также, как следствие к
причине, то есть, объективно это след виртуального желания, и только по
признанию желание измеряется. И здесь социальная серия переходит в серию
психологическую. Производство желания как «самопроизводство
бессознательного» осуществляет себя в расщеплении бытия как семантико-
оптического коррелята. Это расщепление бытия связано с неким онтологическим
преступлением, в котором одновременно присутствует «убийство отца» и
«инцест с матерью». Место этого преступления означается фрейдовским
понятием Id. Формы субъективности возникают на пересечении идеальных
проекций желания, черпающего свое начало в нулевом Ничто, и тангенциальных
страт закона (функция Super-Ego). Психологический режим субъективности
осуществляется в двух режимах: параноидальном центробежном волнении от
центра к периферии как волнении страха, и шизоидном центростремительном
волнении от периферии к центру как волнении желания. Имеет место
когерентность этих душевных колебаний. Высокочастотное волнение желания и
низкочастотное волнение страха ковариантны. Их взаимодействие выражается
следующим соотношением:
[pic]
Садомозахистская косистема, анализируемая Делезом в «Представление
Захер-Мазоха», выявляет структурные особенности человеческой
субъективности. Вся аналитика мазохизма доказывает равноправие пассивной
составляющей структуры субъективности наряду с ее активной составляющей;
субъективность - не голая активность, но теснейшая корреляция активности с
пассивностью как условие желания. Чтобы стать садистом как активным агентом
желания и сексуальности, необходимо одновременно становится мазохистом.
Инцест и отцеубийство взаимодополнительны. Инцест как мазохистская
идентификация с материю ("отождествление") невозможна без одновременного
отцеубийства как садистской идентификации с отцом («идеализирующее»
замещение). Желание возникает в том садомазохистском зазоре, который есть
«открытие возможности сексуального удовольствия»[260]. Более того, этот
зазор и есть сама такая возможность. Нарциссическое Я возникает только из
пересечения двух взаимоотрицательных тенденций: мазохистском центробеге к
матери и садистском центростремлении к отцу. В каждой из этих расстановок
имеет место соответствующее акцентирование закона. Делез уточняет: «В
случае садизма отец становится над законом в качестве верховного принципа,
избирающего мать своей жертвой par excellens. В случае мазохизма весь закон
переносится на мать, которая исторгает отца из символической сферы»[261].
Садизм и мазохизм представляют разнонаправленное расслоение относительно
инстанции Id как инстанции «фаллоса кастрации»; садист центростремительно
«вытесняет» отца, нарциссически идентифицируясь с законом, мазохист
центробежно "отклоняет" мать, идентифицируясь с законом инцестуозно; оба,
таким образом, открывают себе путь к наслаждению. Если садист наслаждается
непосредственно устранив препятствие, то мазохист опосредовано, «обходным
путем» получает наслаждение вменив себе «виновность», несет «кару», ибо
только «кара разрешает от страха виновности»[262]. Поэтому садист в
стремлении к наслаждению маниакален, мазохист - обесессивен. Садист
пытается заместить инстанцию кастрации, перед которой он испытывает страх;
мазохист готов пожертвовать собой спасаясь от кастрации, переживая ее в
комплексе.
В этой же работе Делез говорит о «трансцендентальности» принципа
удовольствия, указывая на его особую функцию связывания (Bindung).
Поскольку «одно только связывание возбуждения и делает его разрешимым в
удовольствие, то есть обеспечивает возможность его разгрузки», и «именно
связывание делает возможным удовольствие как принцип»[263], связывание или
синтез выступают как «трансцендентальная форма» эмпирического наслаждения.
То есть за всяким наслаждением стоит синтез, а всякая боль скрывает анализ.
Эротический синтез и танатический анализ, центростремительный синтез Эроса
и центробежный синтез Танатоса суть стороны единого Инстинкта смерти, и их
непрерывное расхождение является условием его непрерывной идентичности. И,
если «инстинкт» - это регулярность, непрерывность, утверждение, а «смерть»
- это прерывность, различие, уничтожение, тогда структура, описываемая
Делезом абсолютно парадоксальна - это некая непрерывность прерывания,
идентичность различия, жизнь смерти, если угодно; то есть структура - это
невозможное сочетание абсолютных противоположностей в качестве их
источника. И вот минимальное условие структуры вообще по Делезу:
1) здесь должны быть по крайней мере две разнородные серии, одна из
которых определяется как «означающая», а другая - как «означаемая»,
2) каждая из серий задается терминами, существующими только
посредством отношений, переживаемых между ними...»,
3) «две разнородные серии сходятся к парадоксальному элементу,
выступающему в качестве их «различителя»[264].
Обобщенная схема структурная аналитика мировых процессов в философии
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34
