соперничество иррационального и рационального подходов свидетельствует об
одной из ведущих страстей человека, раздираемого между тягой к единству и
ясным видением своих границ. Их расцвет в современности указывает лишь
насколько еще сильны упования на разум. Необходимо рассмотреть их
следствия.
Хайдеггер. Человек влачит унизительное существование, единственная
действительность кот. - “забота”. Она - мимолетная и ускользающая боязнь.
Но стоит ей осознать себя, и она становится страхом, в кот. существование
обретает себя. Мир ничего не может предложить человеку, находящемуся во
власти страха. Забота реализуется в множестве модусов: досада, как
результат попытки заглушить ее в себе; ужас перед смертью. Сознание смерти
- зов заботы, призывающий существование вернуться к самому себе после
утраты себя в Безымянном. По Хайдеггеру, тоже не следует погружаться в сон,
а надо бодрствовать вплоть до израсходования себя.
Ясперс отчаивается в какой-либо онтологии, т.к. хочет, чтобы мы
утратили “наивность”. Он знает, что разум в итоге терпит поражение. В этом
опустошенным мире, где невозможность знания доказана и небытие выглядит
единственной действительностью, а беспросветное отчаяние - единственно
оправданной позицией, он ищет Ариаднину нить, кот. вела бы к божественным
тайнам.
Шестов. Доказывает, что любое рациональное стремление в итоге
упирается в иррациональность человеческой мысли. Его занимают исключения из
правил, в кот. возвеличивается человеческий бунт против непоправимого.
Кьеркегор. Он не только открывает абсурд, но и живет им. Духовное
приключение, подводящее Кьеркегора к столь дорогим ему скандалам бытия,
тоже берет свое начало в хаосе опыта, лишенного всяких прикрас, взятого в
его первозданной бессвязности.
Совсем в другом плане - плане метода - миру возвращают его
разнообразие Гуссерль и феноменологи. Благодаря им духовный мир человека
обогащается т.к. все в нем имеет привилегированное положение. Хотя сам ход
поиска более позитивен чем у предыдущих, Гуссерль также отвергает
классический рационализм, подрывает надежду, открывает сердцу и интуиции
доступ к разрастающемуся обилию вещей, в кот. есть что-то бесчеловечное.
Оправданием для мысли служит ее предельное осознанность. Но речь идет о
познавательной установке, а не о душевном утешении.
Все эти опыта развиваются на почве, где нет места надежде. Здесь дух
сталкивается с вопросом и ответом о самоубийстве и вынужден вынести
приговор. Но порядок исканий нужно опрокинуть и идти от приключений
интеллекта к повседневным поступкам.
Философское самоубийство.
Интересует не системы, а то общее, что есть в их выводах. Жизнь под
вызывающими удушье небесами понуждает либо с нею расстаться, либо ее
продолжить. В первом случае вопрос - как расстаться, во втором - почему
продолжить. Для этого необходимо установить в чем смысл абсурда и каковы из
него следствия.
Абсурд - это конституируемый разлад между сущим и должным, кот.
возникает в области их столкновения. Он возникает при сопоставлении
наличного положения дел с определенного рода действительностью. Как таковой
он не принадлежит не миру и не человеку, но находится в плоскости их
встречи и совместного присутствия. Как таковой, он пребывает в этом
триединстве человека, мира и их со-бытия, которое неразложимо. Суть дела в
том, чтобы выяснить можно ли от него избавится и должно ли быть из него
выведено самоубийство. Для решения вопроса необходимо сохранить в
неприкосновенности содержание абсурда, кот. - столкновение и непрестанная
борьба, где нет надежды (что не предполагает отчаяния), присутствует
постоянное отрицание (что не есть отречение) и осознанная
неудовлетворенность (но не юношеское беспокойство). Должно быть вынесено из
рассмотрения все, что уничтожает этот разлад - прежде всего согласие,
согласие с абсурдом. Абсурд имеет смысл только в той мере, в какой с ним не
соглашаются.
Поскольку человек всегда бывает добычей исповедуемых им истин, то
каковы следствия этой очевидности.
Философские учения экзистенциалистов всегда предлагают бегство от
действительности, обожествляя то, что их подавляет и находя основу для
надежды в том, что их обездоливает. Эта их надежда по сути религиозна, кот.
сама по себе есть абсурдный алогичный прыжок.
Ясперс сталкиваясь с немощью бытия одним махом переходит к утверждению
и трансцендентного начала, и бытийной значимости своего опыта, и
сверхчеловеческого смысла жизни. Так абсурд становится Богом, а бессилие
понять - освещающим все бытием. Шестов утверждает, что единственно
возможный выход находится как раз там, где согласно человеческому разумению
выхода нет. К Богу затем только и обращаются, чтобы получить невозможное,
т.к. для возможного вполне хватает людей. Открывая абсурдность всего
сущего, он не утверждает: “вот абсурд”, а утверждает “вот Бог”, и чем
бесчеловечней его лик, тем очевидней его существование. Для Шестова
констатировать абсурд - значит его принять. Т.о. утрачивает подлинный смысл
абсурда. Для Шестова разум бесплоден, но есть нечто выше разума. Для
человека абсурда разума бесплоден и нет ничего выше разума. Человек абсурда
сохраняет оба члена сравнения - непостижимость бытия и ограниченную
рациональность познаваемого.
То же присутствует, еще отчетливей, у Кьеркегора. Он тоже делает
прыжок. Для него антиномия и парадокс являются критериями религиозности. Он
требует жертвы интеллекта, уничтожая тем самым смысл абсурда. “В своем
поражении, - говорит он, - верующий обретает свое торжество”.
Экзистенциалистская позиция - позиция философского самоубийства, при
котором мысль отрицает сама себя и старается превзойти себя в том, что
является ее отрицанием. Есть множество способов прыгать, но важен сам
прыжок. Все они претендуют на достижение вечного - в этом и состоит прыжок.
Такой же прыжок наблюдается и у Гуссерля. Начинает он со
соответствующей абсурдному разуму установки, отказывающейся объяснять мир,
и определяя себя как описание пережитого. Но потом он пытается рационально
обосновать само понятие истины и открыть “сущность” каждого явления. Он
утверждает, что то, “что истинно, истинно абсолютно, в себе; истина едина;
она тождественна самой себе, кто бы ее не воспринимал - люди, чудовища,
ангелы или боги”. Здесь то и совершается прыжок к универсальности логоса.
Разум у Гуссерля, в конце концов, не ведает никаких ограничений. Абсурд же
устанавливает для себя пределы. Абсурд - это ясный разум, сознающий свои
пределы. Он не устраняет ни одного из членов сравнения: пределов разума с
его активностью.
Абсурдная свобода.
Чувство абсурда рождается как сознание невозможности примерить две
уверенности: жажду абсолюта и единства, и несводимость мира к
рациональному и разумному принципу. Именно это сознание разделяет мир и дух
человека абсурда, кот. не может уклонится от него, поскольку любое
отклонение не решает проблемы. Человек абсурда удерживает это
противостояние мира в себе. Как таковой он - человек бунта. Т.о. опыт
абсурда далеко отстоит от самоубийства, т.к. самоубийство - лишь иная
попытка бегства. Самоубийство, как и прыжок, - полнейшее принятие сущего.
Оно противостоит бунту, т.к. предполагает согласие. Бунт - осознание смерти
и ее неприятие. Такой бунт придает жизни ценность. Реализующееся в нем
сознание смерти, утверждающее отсутствия завтрашнего дня, открывает дорогу
к абсурдной свободе, которая разрушает все иллюзии человеческого понимания
свободы. Возврат к отчетливому сознанию и бегство от повседневного сна -
первые предпосылки абсурдной свободы, кот. есть свобода мысли и действия
без надежды. Смерть и абсурд являются единственными принципами разумной
свободы. Эта свобода открывается безразличием к будущему и страстью
испытать все, что возможно. Качественное понятие опыта заменяется
количеством - не прожить жизнь как можно лучше, а пережить как можно
больше. Здесь нет места ценностным суждениям.
Пережить как можно больше значит - противостоять миру как можно чаще,
на грани смерти и безумия, кот. придают опыту его интенсивность, поскольку
только они являются предельными границами опыта, очерчивая всю его
возможную область. Т.о. из абсурда исходят три следствия - бунт, свобода и
страсть, кот. единственно являются мерами абсурда.
Человек абсурда.
Человек абсурда - сама невинность. Он не приемлет морали не от Бога,
т.к. она - лишь способ оправдания, но и Бога для него нет. Но абсурд не
освобождает, а связывает. Говоря - “все позволено”, он лишь делает
равноценными последствия поступков, лишая какого-либо значения гордость или
угрызения совести. Человек абсурда полностью принимает на себя
ответственность за свои поступки, движимый стремлением исчерпать себя до
конца. Примеры:
Донжуанство. Дон Жуан как человек абсурда. Количественный опыт любви,
но со всей страстью и от всей души, кот. знает, что ее любовь преходяща. Он
беспечен, т.к. печали рождаются по неведению или из надежды. Но он знает и
не надеется. Он проживает сегодня, не уповая на будущее. Посюсторонняя
жизнь удовлетворяет его полностью, но он знает свои границы и свою
ответственность. А зная их, принимает вызов Командора, т.к. в этом его
честь.
Театральное представление. Актер если и не человек абсурда, то
служитель абсурдной судьбы. Вовлеченный в игру, он перевоплощается во
множество лиц, проживая их за отведенные им три часа. Он наделяет их своей
плотью и кровью, смывающими границу между его героями и им самим. Его
судьба - быть героем, множеством масок, жизней. Его время - его игра. То,
что он не сделал здесь и сейчас уже никогда не вернуть, и поэтому только
здесь и сейчас нечто имеет ценность. В своей игре он утверждает за
реальностью ее условность, кот. и есть реальность игры. В ней все должно
быть явленно, все раскрыто. Нет места ничему тайному. Проживая множество
жизней, он утверждает их и жизни как таковой преходящий характер, т.к.
имеет значение лишь то, что происходит на сцене.
Завоевание. “Нет, - говорит завоеватель, - не думайте, будто из-за
любви к действию, я разучился мыслить. Напротив, я прекрасно могу
определить, во что я верю. Поэтому моя вера крепка, а зрение надежно и
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67